Как им там, в Европах разных, живется? О романе Михаила Гиголашвили «Толмач»
На днях наткнулся в Интернете на пару-тройку рецензий, в которых речь идет о той самой книге, что и я недавно прочитал. О романе «Толмач» Михаила Гиголашвили. Отзывы, честно сказать, не самые лестные. Типа: «Жаль денег, потраченных на это «произведение». Или: «…Извините, не смогла дочитать до конца». И стало как-то немного обидно и за сам роман, и за Михаила Гиголашвили.
Автор он, вообще-то, как на мой, неискушенный взгляд, интересный. Умный, зоркий и наблюдательный. С хорошим, внятным, живым современным языком и прекрасным чувством юмора, временами опасно приближающимся к грани, за которой есть шанс свалиться в штопор сарказма, но никогда не переходящим эту грань.
Да и сам эпистолярный жанр, в котором написан роман, на мой взгляд, не может не вызвать интереса у современного читателя. Помните, как Ноздрев говорил Чичикову: «Давненько, давненько не брал я в руки шашек»? Встраивая классику в наш век всеобщей беспроводной телефонии и тотальной эсэмэсизации — давненько, давненько не писали мы писем!
А почему бы не посмотреть, как это раньше делалось, на примере героя Михаила Гиголашвили, пожилого художника, когда-то приехавшего с выставкой своих картин в Германию, да так, больше правдами, чем неправдами… Хотя какая правда без толики неправды? Они же не мед и дёготь, которые вот уже сколько столетий никак поладить не могут?! В общем, приехал, а уехать сил уже никаких не осталось. Вот он, художник этот, и пишет из Германии письма своему другу, поэту, к нам, в Россию. И уже в этом, на мой взгляд, заложен тот подводный камень, наталкиваясь на который часть читательской аудитории отторгает роман Михаила Гиголашвили.
Обратили внимание: художник пишет поэту. Один мужчина — другому. При этом априори он исходит из того, что через плечо к нему не заглядывают никакие, даже самые обворожительные, глазки. И при этом предполагает что-то подобное и по отношению к своему другу. Он же ему пишет, а не его подружкам. Тем более, не зная, какая из них у того нынче. А когда мужики беседуют между собою… Пусть даже и на расстоянии, но беседуют. А женщин вокруг нет. Так почему бы к месту и не употребить какое просоленное словцо? Но к месту! Которое не через два слова на третье — а тогда, когда это, действительно, надо. Какой русский не любит быстрой езды? Или не знает русской латыни? А если не первое и не второе — то русский ли он вообще-то?!
Вот чтобы мы не сомневались, автор временами и дает нам понять, что и он знает.
Ну, и когда два мужика — между собой, то не затронуть тему «о женщинах»… Никак нельзя! Невозможно просто. И если по ходу этого разговора подруги нашего героя временами выглядят или смешно, или нелепо… То кому из женщин это может понравиться?! Обратили внимание, что в рецензиях-то… «Не смогла».
Но опять же — все мы время от времени попадаем и в смешные, и в нелепые ситуации. Но это ведь совсем не значит, что мы плохие. Вот и о «Толмаче» не стоит пренебрежительно. Или, тем более, плохо.
Хороший роман. Достаточно интересный. Каждая глава в нем — это отдельное письмо главного героя своему другу. Причем каждая из них обязательно состоит из двух частей, на которые плавно распадается и само эпистолярное повествование, и, по итогу, роман в целом. В первой части главный герой рассказывает художнику о своих болячках… А у него постоянно что-то где-то в каком-то органе, но обязательно болит. Типа как намек всем нам, ещё не добравшимся до этой сладкой и вожделенной Германии. Или какой другой Европы. Не езжайте, мол, парни. Козленочками станете. За бугром ведь — лекарств всяких… А ими…
«…скорее убить, чем вылечить можно. А у нас было пять лекарств, зато от всех болезней: анальгин — от болей, корвалол — от сердца, валерианка — от нервов, бисептол — от воспалений, а но-шпа — от всего остального. А тут!.. И такого, и сякого, и разэтакого!.. Не привык советский организм к такому ненужному разнообразию, тонкостей этих заморских не понимает, неадекватно реагирует».
И чтобы ещё больше убедить нас в собственной правоте, в том, что не надо бы нам туда, рассказчик тут же показывает, как там у них. И как добропорядочные, законопослушные бюргеры любое хорошее дело могут довести до такого абсурда, который даже в самом кошмарном сне… Нет, не приснится!
То ли дело у нас. Мы, может, и не такие добропорядочные, зато до Берлина дошли. А это — железобетонный аргумент. Который немцам и крыть-то, собственно, нечем.
Ну, а вторая часть каждой главы и романа в целом, это — истории наших бывших сограждан, которые по той или иной причине хотели бы остаться в Германии. Сначала временно. А потом, даст бог, и постоянно. Насовсем! Вот они и рассказывают немецким чиновникам от иммиграции разные истории, одна другой хлеще да гуще. Как у нас, в России, им всем плохо до ужаса и ещё хуже. Ну, а главный герой — слушает все эти истории, потому как время от времени его приглашают в лагерь для беженцев в качестве переводчика. Толмача то бишь. Слушает он и нам, вернее, другу своему, поэту, рассказывает.
А мы слушаем, да на ус мотаем… Да неужели? Это у нас так-то? И вот так плохо?! А может… И не так всё плохо, как о том рассказывают где-то? Вон, вчера воду горячую дали. В соседний дом. А через неделю, может, и нам… А там, глядишь, к теплу подключат. И на фиг тогда нам в эту Германию? Может, лучше опарыша купим? И — на рыбалку…