Роль религии в развитии общества (научно-теоретический, политический анализ)

За минувшие 18 лет принципиально изменилась модель миропорядка. На место главного противостояния – противостояния двух сверхдержав – пришли новые масштабные конфликты глобализирующегося мира. Среди них ученые, прежде всего, выделяют так называемые цивилизационные противоречия. Их четко охарактеризовал С. Хантингтон отметивший, что “впервые в истории глобальная политика стала не только мультиполярной, но и “мультицивилизационной”. При этом выявился неожиданный факт: неотъемлемым, едва ли не решающим компонентом цивилизационных конфликтов оказывается религия. Так, академик Н.Н. Моисеев пишет: “В Европе (я бы сказал: даже в Европе Э.Г.) линия раздела между народами проходит не столько по границам национальных территорий, сколько по линиям религиозного размежевания” [1,134].
Иными словами, религия, которая давно считается архаической формой культуры, находится в центре драматических событий современного “информационного общества”, и ее язык по-прежнему органически вписывается в мироощущение большинства человечества.
А между тем развитие мирового сообщества представляет собой сложный, противоречивый процесс. С одной стороны, стирается разрыв в уровне технологического развития различных регионов, активизируется диалог и взаимопроникновение элементов прежде автономно развивавшихся культур, с другой – нарастают противоречия между индустриальными и слаборазвитыми странами, усиливается процесс вестернизации жизни планеты, который, в свою очередь, встречает растущий протест со стороны большинства восточных культур.
В этой связи в качестве основной структуры, позволяющей понять ход истории, а тем более современности, провозглашается “цивилизация” – некое промежуточное образование между государством и человечеством в целом. Решающим критерием для ее выделения (в отличие от “формаций”, которые выдвигались на первый план марксистами) служат не столько материальные, сколько культурные элементы общества: язык, религия, моральные нормы, ценности, обычаи, образ жизни, и т.д. Причем, первое место в таком случае часто отводится религии. Например, у выдающегося историка А. Тойнби фигурируют “западная”, “исламская”, “православно-христианская”, “индуистская”, “дальневосточная” и др. цивилизации [2,77-80]. Такой подход все более преобладает у современных исследователей. Например, по С. Хантингтону ныне существуют “западная”, “индуистская”, “конфуцианская”, “православно-славянская” и др [3;13,184] Это не случайно: в самых различных регионах именно религия выступает как неотъемлемый компонент межцивилизационных столкновений, во многом предопределяя их остроту и трудности преодоления.
При этом религия “живет” и проявляет себя в истории не только как совокупность различных верований, моральных предписаний, рассуждений о смысле жизни (экзистенциальные проблемы) или даже привычный и традиционный образ жизни, но и как особый “религиозный фактор”, действующий внутри политических сил и придающий им определенную направленность и динамизм.
Именно религия, которая проявляет наибольшую консервативность и устойчивость, почитается в качестве символа самобытности данного этноса или нации, как средство оплота защиты от враждебного влияния “чужой” культуры. При этом, чем более древней, самобытной является человеческое сообщество, тем активней выступает “охранительная” функция национальной культуры, тем агрессивней она сопротивляется духовной экспансии “извне”, даже в том случае, если речь идет о культуре народов, стоящих на более высокой ступени исторического развития.
Этим и объясняется тот факт, что наиболее упорные, хронические конфликты возникают и проявляются именно на религиозно-этнической почве. Масштабными примерами могут служить пакистано-индийский конфликт в Кашмире, война между Ираком и Ираном, зашедший в тупик конфликт между Палестиной и Израилем и многие другие. “Третьим миром” дело и не ограничивается: незатухающий конфликт в Северной Ирландии, религиозные распри в бывшей Югославии. Да и о нагорно-карабахском конфликте и Чечне вспомнить не грех.
Размышляя над подобными фактами, невозможно обойти стороной одну проблему. Ее можно сформулировать так: может ли сама религия как особая форма культуры быть причиной, конечным пунктом трений, столкновений между отдельными людьми, социальными группами, государствами и даже цивилизациями? Содержит ли религия (не только христианство, но и индуизм, буддизм, иудаизм, ислам, и т.п.) нормы и предписания, призывающие к насилию, убийству, массовому терроризму и т.д. или же ее главная функция – проповедь общечеловеческих, гуманистических норм?
Выясняется любопытная вещь: все крупные религии формулируют общую основу для божественного закона, которая обычно именуется "естественным законом". Это так называемое золотое правило нравственности или талион: (не) поступай по отношению к другим так, как ты (не) хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе. Оно в различных формулировках также фигурирует в работах многих философов [4].
Именно эта проповедь гуманного равенства объясняет, почему религия может быть мощным импульсом широких народно-освободительных и демократических движений. Яркими примерами служат общенародное движение в Индии под руководством М.К. Ганди и решающая роль в ликвидации дискриминации и сегрегации афро-американцев, которую сыграла тактика "прямых ненасильственных действий" баптистского пастора Мартина Л. Кинга6.
Тем не менее, история свидетельствует, что религиозные символы и предписания чаще использовались для оправдания массовых убийств, которые уже обнаружили тенденцию к интернационализации – по крайней мере, христианского (западного) и мусульманского (восточного) мира, символизируемой именем Усама бен-Ладена и кошмаром 11 сентября 2001 года. Объяснение таких событий и составляет центральный момент научного подхода к нашей теме. Пока этого не сделано, придется довольствоваться моралистикой и сугубо эмоциональными обличениями.
Та особая роль, которую "религиозный фактор" играет в современной политической жизни, можно объяснить лишь тем, что религия и церковь обладают какими-то особыми способностями воздействия на мироощущение и поведение людей, светскому сознанию недоступными. Так, христианство, получив статус государственной религии Римской империи (IV век), все больше становилось идеологией, освящающей интересы определенных сословий, классов и социальных групп, оказав решающее влияние на всю последующую историю Европы.
Многое изменилось за минувшие века, однако стремление жаждущих власти политиков использовать религию в собственных интересах не только не ушло в прошлое, но приняло более изощренный, масштабный характер, особенно в конфликтных ("межцивилизационных") столкновениях, когда затрагиваются чувства и верования, глубоко укоренившиеся в национальной культуре.
В реальной истории действовала не культура вообще, а племенная, "этническая", наконец, "национальная" культура, которая обеспечивала преемственность, единство и жизненную силу данного народа как условия его выживанием в соперничестве с другими социальными образованиями, как мотивация враждебного отношения к народам иной веры, продиктованного сугубо политическими соображениями. Достаточно сослаться на официальную мифологию нацистской Германии.
Национальная культура, тем более пронизанная религиозным мироощущением, – это целостное образование (во всяком случае, именно так ее ощущают сами люди), дающее человеку ощущение "моральной оседлости" (Д.С. Лихачев), причастности к "корням", к заветам предков, отцов, к народу и Родине. Если же совершается насильственное вмешательство в национальную культуру, стремление механически внедрить в нее чужеродные элементы (очевидным и масштабным примером является вестернизация), то на первый план выходит ее "охранительная функция": стремление противодействовать любым "внешним" вторжениям и попыткам подменить или модернизировать древние компоненты национальной культуры, даже если они предпринимаются под предлогом "демократизации", защиты гражданских прав, принципа свободы совести и т.п. Тогда национальное сознание легко трансформируется в агрессивное националистическое сознание с его максимализмом и экстремизмом, способное не только закреплять, но и обострять конфликтные ситуации. Здесь и разгадка тайны особой устойчивости и глубины национально-религиозных конфликтов.
Само по себе существование различных, даже доктринально несовместимых религий не может быть причиной серьезных социальных столкновений: они, в конечном счете, обусловлены определенными политико-экономическими интересами (борьба за власть, новые территории, источники сырья, за рынки сбыта и т.д.), допускающими возможность переговоров и общего согласия.
Однако сакрализация таких противоречий сразу же переводит их в другой режим: теперь они интерпретируются и осознаются их участниками как закономерные этапы провиденциального хода истории, как неизбежные столкновения божественных и сатанинских сил, которые по определению исключают всякий компромисс. Наиболее живучими и кровопролитными оказываются столкновения государств, в которых действуют мощные авторитарные религии (например, иудаизм и ислам), а сами конфликты выступают как "борьба за веру". И, конечно, только мотивация, апеллирующая к Всевышнему, может в массовом масштабе породить движение добровольных самоубийц-шахидов или заставить мусульманских юношей с радостью идти навстречу шквалу пуль – явления, для светского ума немыслимые.
Религиозно-этнические конфликты отличает еще одна зловещая черта, а именно, необратимость. Она проявляется сегодня, когда повсеместно вспыхивают столкновения последователей иудаизма и ислама, ислама и христианства, индуизма и ислама, которые осознают себя в качестве борцов против сатанинских сил. В этом случае ненависть неугасима: даже будучи физически побежденными, правоверные сохраняют надежду на окончательную победу над "дьявольским" началом; религиозная вражда тлеет подобно подпочвенному торфу, чтобы в любое время вспыхнуть все уничтожающим пламенем – войнами, терроризмом, актами вандализма и варварства.
Такова роль религии в межцивилизационных конфликтах. В последние десятилетия их численность заметно увеличивается. Каковы же прогнозы на будущее? Обычно весьма тревожные, указывающие на возрастающую воинственность “исламской цивилизации и мусульманского фундаментализма. Еще А. Тойнби писал об особой "агрессивности" исламской цивилизации. Эту характеристику разделяет и С. Хантингтон: в исламе есть нечто такое, что порождает насилие и предопределяет его "кровавые границы", а потому едва ли можно ожидать прекращения военной конфронтации между Западом и исламским миром, длящейся много веков.
Более рационально рассуждает Н.Н. Моисеев. Агрессивность современного исламского мира, полагает он, это ответная и естественная реакция на экспансию (военную, экономическую, культурную и т.д.) со стороны Запада. Мусульмане все яснее осознают ее губительный характер, не говоря уже о том, что, глубоко почитая собственные древние традиции, они не принимают чуждого им западного образа жизни и будут до конца отстаивать свои культурные ценности. Поэтому "Нас ожидает появление "горячих фронтов" на разломах мусульманской и других цивилизаций", причем "фронтов", грозящих ядерной катастрофой10.
Так что до тех пор, пока Запад, то ли видя опасность насильственной вестернизации, скрытой пружиной которой служит пресловутая идея Pax Americana, то ли под давлением мирового сообщества не внесет коррективы в эту политику, весьма смахивающую на колониальную, межцивилизационные конфликты будут по-прежнему продолжаться.
Поэтому глобализация, демократизация общества диктуют расширение диалога и межрелигиозной толерантности, в результате чего будут устранены изоляция и враждебность. Эта проблема актуальна и для Азербайджана, где пока что нет критических конфликтов на религиозно-этнической почве.
Давно известны методы устранения такого плана болезненных процессов. Это - свобода вероисповедания и дружественный диалог между церквями.

Эльман Асадулла оглы Гурбанов,
Институт по Правам Человека Национальной Академии Наук Азербайджана

Использованная литература 1. Моисеев Н.Н. Экологический кризис и цивилизационные конфликты // Проб¬лемы глобальной безопасности. М: 1995. 2. Тойноби А.Дж. Постижение истории. М: 1991с. 3. Хантигтон С. Терроризм: История и современность. М: 1999. 4. Всемирное Писание. Сравнительная онтология священных текстов. М. 1995

Отзывы и комментарии